ВОСПОМИНАНИЯ Н.Н. Родионова

200px-Родионов_Н_Н(ИУIII)Так стремительно пронеслась жизнь, что некогда было оглядываться назад. А то, что было сегодня, казалось обычным, будничным, незначительным. Но вот теперь, на склоне лет, издалека многое видится в ином ракурсе. Ускользают мелкие детали, главное остаётся. Страна наша и народ за последние пятьдесят-шестьдесят лет жили и радостно, и трудно. Только могучий организм нашего народа, жизнестойкость и оптимизм, могли выдержать выпавшие на его долю испытания. Невероятно противоречивым было время. Магнитка и Уралмаш, а рядом с этим — изгнание с родных мест миллионов крестьян, ссылка их на край света. Провокационное убийство Кирова и волна арестов ни в чем неповинных людей. Чуть ли не поголовная ликвидация делегатов XVII съезда партии. Уничтожение виднейших и преданных партии военачальников. Массовые репрессии, расстрелы и советских, и партийных руководителей всех рангов — от центра до периферии, тысяч учёных и писателей, и т.д., и т.п.

В нашем студенческом общежитии был студент Сергей Рябов. Он боготворил Тухачевского. И вдруг сообщение: «Тухачевский — враг народа». Сорвал Сергей висевший у него над койкой портрет маршала, в ярости порвал, раскидал и сказал: «Никому больше не верю. Архимеда повешу».

Читать полностью »

По лезвию бритвы — Ю.Н. Родионов

«Об отце и о себе»

 

Sigar1Возникла необходимость и потребность дать некоторые воспоминания об отце для книги, которую готовят о нём М.Ф. Ненашев и другие хорошо знавшие его люди.

Я долго думал, о чём написать. О том, каким он был замечательным? Об этом знают все, кто с ним хоть однажды встречался.

Я напишу о том, чего не знает никто.

Уму отца я обязан тем, что я вообще сейчас существую, живу. До сих пор поражаюсь, как он сумел пройти по этому лезвию, падение с которого на одну сторону означало конец его собственной карьеры на другую — мою гибель.

А дела были такие. С 1968 года (вторжение в Чехословакию) я заделался самиздатчиком.

Не сразу понял я чешскую „перестройку”, то бишь „социализм с человеческим лицом”, а когда понял — встал за чехов всей душой. И очень больно было, когда 21 августа 1968 года их задавили советские танки. Больнее всего оттого, что именно советские. До тех пор как-то верилось, что мы какие-то особенные, „хорошие”. Увы. Читать полностью »

Светлый след отца — А.Н. Родионова

imageВозможно, мои размышления об отце покажутся кому-то очень наивными и «дамскими», но я не собираюсь казаться умнее или искушенней, чем я есть; надеюсь, что мои внутренние монологи помогут немного лучше представить себе характер этого непростого человека – Николая Николаевича Родионова, одного из нас, и вместе с тем, одного из людей, живших на протяжении всего ХХ века.

Он родился 30 апреля 1915 года, умер 28 января 1999 года. И все эти долгие годы жил с полной отдачей, ни нарушая ни одну из заповедей. При этом он вовсе не был лишен недостатков, просто не они определяли его существование и сегодняшнюю посмертную память о нем.

Читать полностью »

Восьмидесятилетие деда. Эпизоды. Н.Ю Родионов

Как и дед, как и папа, я всегда очень внимательно относился и отношусь к часам. Часы должны быть точны, и самому надо быть не менее точным. Однако, подойдя к дому 10 по Хользунову переулку, и поняв, что до назначенного времени еще 5-7 минут, я решил прогуляться по округе — приходя на празднования к назначенному времени к сверстникам, я обычно заставал хозяев с пылесосом в неглиже, поэтому решил не ставить никого в неловкое положение. Прошел пару кругов вокруг дома, слегка подмерз под предательским весенним ветерком, и решил, что уж лучше помогу резать салаты, чем продолжу мерзнуть. Когда я вошел в квартиру, опоздав минут на 7-10, за овальным столом на 25 человек было только одно свободное место.

Празднование прошло прекрасно, много общались, даже пели — а дед иногда любил и умел это делать, остальные были непрочь поддержать. Постепенно люди разошлись, и так случилось, что мы сели с дедом за рюмочкой на кухне, и никак нас барышням не разогнать было. Сидели и сидели, очень мило, искренне общаясь по душам. Пожалуй, вот так, настолько близко — впервые. Да и в последний раз.

Утром я вышел на кухню не самым бодрым шагом, но там уже сидели дед и его брат Владимир Николаевич, даже что-то было символически налито в рюмки — вряд ли выпито хоть раз, бурно общались. Отказавшись от рюмки, присел рядом ковыряться в своем кофе и слушать беседу двух аксакалов. Вдруг дед бросает взгляд в мою сторону и говорит: “Коля, ты — мой”. Возвращается к разговору с братом.

Это были едва ли не самые важные слова в моей жизни.